Фаина Раневская популярная и одинокая, добрая и ехидная, мудрая и инфантильная. Она не могла похвастаться большим количеством крупных ролей в кино и театре, тем не менее ее популярность была воистину всенародной. А высказывания стали афоризмами. Детство Фаина родилась 27 августа 1896 года в Таганроге в состоятельной еврейской семье. Отец Гирши Фельдман был «владельцем заводов, газет, пароходов». В его собственности находилась фабрика сухих красок, несколько домов, магазин и пароход. Мама Милка Рафаиловна родила четырех детей - двух мальчиков и двух девочек. Правда, младший брат умер, когда маленькой Фаине было 5 лет. Но девочку не ждала участь маленькой принцессы. Несмотря на любовь в семье, она отличалась повышенной ранимостью, да еще и слегка заикалась. Кто же знал тогда, что из застенчивой девочки вырастет прямолинейная острословка, чьи слова могли смешить и ранить… Отношения со сверстниками, как и с учебой, у нее не складывались. Она даже попросила родителей забрать ее из Мариинской женской гимназии. Писала с ошибками, арифметика вызывала у нее ужас. «Наверное, потому всегда, и по сию пору, всегда без денег»… — признавалась впоследствии Раневская. Отношения с деньгами у нее, и правда, будут непростыми — в особом смысле этого слова… Через много лет о доброте и щедрости Раневской будут говорить все кому не лень. Фаина Георгиевна будет раздавать деньги направо и налево, ее должниками станут все актеры. Её обкрадывали домработницы, а она раздаривала всем подарки, не зная порой, где взять деньги самой. Она вообще жила очень скромно, и всю жизнь спала на узенькой тахте. «Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства», — говорила она. Фамилия Домашнее обучение — музыка, пение, иностранные языки — доставляло Фаине удовольствие, да и книги читались с радостью. А уж кино! В двенадцать лет она попала в кинотеатр на фильм «Ромео и Джульетта», где, по ее же словам, будущая актриса впала в настоящий экстаз. А чуть позже ее повели на спектакль в городской театр, что и вовсе произвело на нее неизгладимое впечатление. Но некий перелом в жизни юной Фаины случился в 1913 году, когда она попала в Московский Художественный театр на «Вишневый сад». Вскоре после этого к ней приклеится фамилия Раневская. Однажды по дороге домой у девушки из сумочки выпали деньги, их подхватил ветер. «Как красиво они летят!»- восхищенно заметила Фаина. Именно тогда ее спутник сравнил её с Раневской. Театр «Я переспала со многими театрами, но так и не получила удовольствия», — скажет Раневская уже в немолодом возрасте. Парадоксальный вывод? На самом деле, желание стать актрисой тогда, в юности, было в ней так сильно, что даже привело к разрыву с семьей. Отец снисходительно смотрел на занятия дочери в частной театральной студии, но желание стать профессиональной актрисой выбило почву у него из-под ног и вызвало жуткий скандал в семье. Фаина плюнула на все и уехала в Москву. Спустя два года, в 1917-м, ее семья вообще исчезнет из России — Фельдманы решили эмигрировать. Нить оборвалась…. В столице девушку, как водится, ждало много трудностей, но в результате долгих перипетий ей удалось устроиться в Малаховский летний театр в массовку. Впрочем, она все равно было счастлива. Отыграв сезон, ударилась в скитания по провинциальным театрам. Чеховское «В Москву, В Москву» сбылось в 1930 году. Актриса смогла взять режиссера Камерного театра Александра Таирова своей настойчивостью. Дебютировала в спектакле «Патетическая соната». Затем были спектакли в Центральном театре Красной Армии, а в 1939 году на горизонте замаячила, казалось бы, истинная удача — ее пригласили в Малый. «Красноармейцы» отпускать не хотели, ушла со скандалом… Потом Театр Драмы и Театр им. Моссовета, театр Пушкина… У Раневской практически не было центральных ролей, но свои небольшие роли она умудрялась сыграть так необыкновенно, что затмевала других исполнителей. Многим, в том числе и режиссерам, это не нравилось… В кино она дебютировала в 1934 году, в роли госпожи Луазо в фильме Михаила Ромма «Пышка». Приехавший в Советский Союз Ромен Роллан был в восторге от этого фильма. Среди актеров он выделял в первую очередь Раневскую. Показанный позже во Франции, фильм пользовался огромным успехом. Истинный комический талант актрисы раскрылся в картине «Подкидыш». Фраза «Муля, не нервируй меня!» стала классикой. Эту фразу Раневской так часто кричали вслед, что она возненавидела свою роль в «Подкидыше». Даже Брежнев, вручая Фаине Георгиевне орден Ленина, скорчил рожу и пропищал: «Муля, не нервируй меня!». Реакция актрисы была, мягко говоря, прохладной. Запоминающейся стала и роль мамаши в фильме «Свадьба». Эта комедия на долгие годы стала одним из любимейших зрителями фильмов. До сих пор в народе живет фраза Фаины Раневской: «Хочут свою образованность показать»… А вот роль Мачехи в «Золушке» оказалась крупной. Это был яркий, гротескный образ, к тому же, несмотря на средневековые одежды, вполне современный. Мачеха стала одной из лучших комедийных ролей актрисы. Этот сугубо отрицательный персонаж сказки вызывал у зрителей настоящий восторг! Потом была роль бабушки в фильме «Слон и веревочка», а в 1949 году Раневская снялась в драме «У них есть Родина» по пьесе Сергея Михалкова. Кинолента рассказывала о том, как советские разведчики, разыскав на территории Западной Германии сиротский приют с советскими детьми, добиваются возвращения детей на родину. Фаина Георгиевна сыграла в этом фильме отвратительную фрау Вурст, постоянно накачивающую себя пивом. Позже актриса грустно поинтересуется, знал ли Михалков, что всех детей, которые после этого фильма добились возвращения на Родину, прямым ходом отправляли в лагеря и колонии? Раневская не ладила с режимом, но не ладила изящно. Когда ей предложили сотрудничать с КГБ, Фаина Георгиевна заявила, что давно ждала этого момента и лично готова разоблачать происки врагов. Только вот живет она в коммуналке и разговаривает во сне. А это, дескать, чревато громким озвучиванием фамилией, имен, явок и паролей. Ведь под дверью постоянно дежурят соседи… В итоге Раневская и квартиру отдельную получила, и от сотрудничества с КГБ отказалась. Первая любовь Фаины была не слишком-то удачной. В девятнадцать лет в труппе одного из провинциальных театров ее угораздило влюбиться в первого героя-любовника. Красавец и… чудовище, как воспринимала себя тогда Раневская. Она ходила за ним по пятам, была его тенью. Как-то он напросился к ней в гости. Счастливая возлюбленная накупила вина и еды, нарядилась, накрасилась… Ближе к ночи он заявился с какой-то девицей и попросил хозяйку дома чуток погулять… «Это была моя первая и последняя любовь», — скажет потом Раневская. Так ли это? Замужем она никогда не была. Но слухи о ее личной жизни ходили постоянно. То говорили о влюбленности актрисы в маршала Федора Толбухина, то намекали на ее слабость к женскому полу. В связи с этим упоминались Анна Ахматова и Павла Вульф. «Все, кто меня любил, — скажет Раневская однажды, — не нравились мне. А кого я любила — не любили меня. Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной…» Все беременности она обрывала абортами. Возможно, в чем-то она и сама была ребенком. Впрочем, было у нее дите по имени Мальчик — дворняжка, подобранная на улице. Однажды Фаина Георгиевна даже отказалась ложиться в больницу, потому что боялась, что Мальчику без нее будет плохо. Старость О своих ощущениях в этом возрасте Фаина Раневская, пожалуй, все сказала сама: «Паспорт человека — это его несчастье, ибо человеку всегда должно быть 18 лет. А паспорт лишь напоминает, что ты не можешь жить как 18-летний человек… В августе мне исполняется 75 лет. Это моя большая личная неприятность». «Старость — это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы». За год до своей смерти актриса отказалась играть на сцене. Ей было 87 лет. Напоследок Раневская была очень доброй. Отдавая последнее, она делала это легко и просто. «Самое главное я знаю — надо отдавать, а не хватать». Она была очень ранимой и неуверенной, и характер у нее был тяжелейший. Нетерпимoсть, несдержанность, обидные слова, сорвавшееся сгоряча, вспыльчивость. Впрочем, большинство ее вспышек заканчивались огромным раскаянием и налаживанием отношений с обиженными. А в сaмыe тяжелыe минyты жизни она мужественно прятала свои горести и печали зa усмешкой и шуткoй. «Всегда быть в маске судьба моя» — она не изменила себе в этом до кoнца своих дней. «У меня хватило ума глупо прожить жизнь», - как-то записала она. Гениально сказано, согласитесь!

1.

Оригинал записи и комментарии на

Трудно понять, почему, живя без всяких материальных проблем, в обеспеченной, уважаемой в городе семье, где ее все любили, девочка чувствовала себя несчастливой и одинокой. Возможно, причина в ее повышенной ранимости, часто встречающейся у творческих натур. В книге Алексея Щеглова приведены ее воспоминания: «Несчастной я стала в 6 лет. Гувернантка повела в приезжий "Зверинец". В маленькой комнате в клетке сидела худая лисица с человечьими глазами, рядом на столе стояло корыто, в нем плавали два крошечных дельфина, вошли пьяные шумные оборванцы и стали тыкать палкой в дельфиний глаз, из которого брызнула кровь...»

Еще цитата из книги Щеглова: «Как-то старший брат, гимназист, сказал ей, очевидно, под влиянием демократических настроений: "Наш отец - вор, и в дому у нас все ворованное". Удрученная Фаина воскликнула: "И куколки мои тоже ворованные?" "Да", - безжалостно ответил брат. Фаина представила, как ее любимая мама стоит на "полундре", а папа с большим мешком грабит магазин детских игрушек. Вероятно, для брата понятия "вор" и "эксплуататор" не различались по смыслу. Младшая сестра ему безгранично верила, и они решили бежать из дома. Подготовились основательно: купили один подсолнух. По дороге на вокзал поделили его пополам и с наслаждением лузгали семечки. Тут их нагнал городовой, отвез в участок, где ждали родители. Дома была порка».

Одно из первых воспоминаний детства Раневской - смерть Чехова: рыдающая над его портретом мама, тогда же прочитанная «Скучная история». «В этот день кончилось мое детство», - не раз повторяла Раневская. И добавляла: «Существует понятие "с молоком матери". У меня - "со слезами матери". Мне четко видится мать, обычно тихая, сдержанная, - она громко плачет. Я бегу к ней в комнату, она уронила голову на подушку, плачет, плачет, она в страшном горе. Я пугаюсь и тоже плачу. На коленях матери - газета: "...вчера в Баденвейлере скончался А.П. Чехов"...».

В письме своей таганрогской приятельнице Л.Н. Прозоровской, написанном в сентябре 1974 года, Раневская говорила: «Училась в Мариинской женской гимназии Таганрога... Очень плохо... оставалась на второй год... Гимназию ненавидела... не давались четыре правила арифметики, задачи решала, рыдая, ничего в них не понимая. В задачнике... купцы продавали сукно дороже, чем приобретали! Это было неинтересно. Возможно, что отсутствие интереса к наживе сделало меня на вечные времена очень нерасчетливой и патологически непрактичной. Помню, что я вопила: "Пожалейте человека, возьмите меня из гимназии". Ко мне стали ходить усатые гимназисты старших классов, - это были репетиторы, вслед за ними явились учительницы из покинутой мною гимназии. Впоследствии я училась сама наукам, увлекавшим меня, и, возможно, я была в какой-то мере грамотна, если бы не плохая память... Пишу Вам как хорошей знакомой. Очень горжусь моим великим земляком Чеховым. Была в добрых отношениях с его вдовой. Ольга Леонардовна с волнением расспрашивала меня о Таганроге...»

Из воспоминаний Раневской: «Я переиграла все роли, говорила, меняя голос... Была и ширма, и лесенка, на которую становилась. Сладость славы переживала за ширмой. С достоинством выходила раскланиваться... В детстве я увидела цветной фильм... возможно, сцену из "Ромео и Джульетты". Мне 12 лет. По лестнице взбирался на балкон юноша неописуемо красивый, потом появилась девушка неописуемо красивая, они поцеловались, от восхищения я плакала, это было потрясение № 2. Возвратясь домой, я кинулась к моему богатству - копилке в виде фарфоровой свиньи, набитой мелкими деньгами... В состоянии опьянения от искусства, дрожащими руками схватила свинью и бросила ее на пол, по полу запрыгали монеты, которые я отдала соседским детям. В ту ночь я не спала».

С актрисой Алисой Коонен Раневская познакомилась, когда ей было четырнадцать лет. Нина Сухоцкая вспоминала: «1910 год. Крым. Евпатория. Жаркие летние дни. В большом тенистом саду белый, увитый виноградом одноэтажный домик. Здесь живет с семьей доктор Андреев - главный врач недавно открывшегося туберкулезного санатория. Каждое утро из дома выходят две девочки - дочери Андреева - и с ними сестра его жены - молодая актриса Художественного театра Алиса Коонен, приехавшая в отпуск. Все трое знают, что у калитки в сад, как всегда, их ждет обожающая Алису Коонен Фаина - девочка-подросток с длинной рыжеватой косой, длинными руками и ногами и огромными лучистыми глазами, неловкая от смущения и невозможности с ним справиться... Девочка эта - Фаина Раневская. Актриса, которую она обожает и ради встреч с которой приехала в Евпаторию, - Алиса Коонен. Обняв Фаину, Алиса направляется к морю, за ними - в больших соломенных панамках, как два грибка, - идут девочки. Это я и моя старшая сестра Валя, тоже „обожающая“ свою молодую тетю Алю и ревнующая ее к Фаине. Мне в то время было четыре года, Фаине - пятнадцать лет. Не могла я тогда догадываться, что это знакомство перейдет в большую, пожизненную дружбу. После тех евпаторийских встреч я в течение ряда лет лишь изредка встречала ее у моей тетки Алисы Коонен, но эти дни живо сохранились в памяти».

«Первое свидание в ранней молодости было неудачным. Гимназист, поразивший мое сердце, обладал фуражкой, где над козырьком был герб гимназии, а тулья по бокам была опущена и лежала на ушах. Это великолепие сводило меня с ума. Придя на свидание, я застала на указанном месте девочку, которая попросила меня удалиться, т. к. я уселась на скамью, где у нее свидание. Вскоре появился герой, нисколько не смутившийся при виде нас обеих. Герой сел между нами и стал насвистывать. А соперница требовала, чтобы я немедленно удалилась. На что я резонно отвечала: "На этом месте мне назначено свидание, и я никуда не уйду". Соперница заявила, что не сдвинется с места. Я сделала такое же заявление. Каждая из нас долго отстаивала свои права. Потом герой и соперница пошептались. После чего соперница подняла с земли несколько увесистых камней, стала в меня их кидать. Я заплакала... Пришлось уступить... Вернувшись на поле боя, я сказала: "Вот увидите, вас накажет бог", и ушла полная достоинства».

Раневская всю жизнь прожила одиноко: ни семьи, ни детей. Однажды ее спросили, была ли она когда-нибудь влюблена.

А как же, - сказала Раневская - вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу - сразу же и влюбилась. В первого героя-любовника! Уж такой красавец был! А я-то, в правду сказать, страшна была, как смертный грех... Но очень любила ходить вокруг, глаза на него таращила, он конечно, ноль внимания... А однажды вдруг подходит и говорит шикарным своим баритоном: «Деточка, вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к вам в семь часов». Я побежала к антрепренеру, денег в счет жалования взяла, вина купила, еды всякой, оделась, накрасилась - сижу жду. В семь нету, в восемь нету, в девятом часу приходит... Пьяный и с бабой! «Деточка, - говорит, - погуляйте где-нибудь пару часиков, дорогая моя!» С тех пор не то что влюбляться - смотреть на них не могу: гады и мерзавцы!

Москва 1915 года

Из записей Раневской: «Тогда еще в моде были обмороки, и я этим широко пользовалась. Один из обмороков принес мне счастье большое и долгое. В тот день я шла по Столешниковому переулку, разглядывала витрины роскошных магазинов и рядом с собой услышала голос человека, в которого была влюблена до одурения, собирала его фотографии, писала ему письма, никогда их не отправляя, поджидала у ворот его дома. Услышав его голос, упала в обморок неудачно, расшиблась очень. Меня приволокли в кондитерскую рядом - она и теперь существует на том же месте, а тогда она принадлежала француженке с французом. Сердобольные супруги влили мне в рот крепчайший ром, от которого я сразу пришла в себя и тут же снова упала в обморок, лежа на диване, когда голос этот прозвучал вновь, справляясь о том, не очень ли я расшиблась». Это была первая встреча Раневской с Василием Ивановичем Качаловым - тогда еще молодым актером МХАТа».

«Гора пирожных в кафе Сиу; к столу подсел Мандельштам, заказал шоколад в чашке, съел торт, пирожные; сняв котелок, поклонился и ушел, предоставив возможность расплатиться за него Екатерине Васильевне Гельцер, с которой не был знаком. Мы хохотали после его ухода. Уходил торжественно подняв голову и задрав маленький нос. Все это было неожиданно, подсел он к нашему столику без приглашения. Это было очень смешно. Я тогда же подумала, что он гениальная личность. Когда же я узнала его стихи - поняла, что не ошиблась».

«В одном обществе, куда Гельцер взяла меня с собой, мне выпало счастье - я познакомилась с Мариной Цветаевой... Марина звала меня своим парикмахером - я ее подстригала». Раневская приносила Марине по ее просьбе пустые бутылочки от духов, Цветаева сцарапывала с них этикетки и торжественно объявляла: «А теперь бутылочка ушла в вечность».

Через много лет, уже после войны, состоялась еще одна встреча Раневской с Цветаевой. Марина неузнаваемо именилась, волосы стали седыми. Фаина Георгиевна немного растерялась: «Я хочу вам помочь, Марина Ивановна», - и вытащила пачку денег, гонорар, недавно полученный за какой-то фильм. Цветаева буквально выхватила у нее всю сумму. Раневская же рассчитывала из этих денег отдать долги, накопившиеся за последнее время. Выйдя на улицу, Фаина Георгиевна пешком добралась до дома, взяла какие-то вещи и отнесла их в ломбард. Пройдут годы, и уже пожилая Раневская вспомнит: «Я до сих пор счастлива, что в тот день все имевшиеся деньги отдала Марине».

Крым в годы Гражданской войны

Из воспоминаний Раневской о Крыме: «Иду в театр, держусь за стены домов, ноги ватные, мучает голод. В театре митинг, выступает Землячка; видела, как бежали белые, почему-то на возах и пролетках торчали среди тюков граммофон, трубы, женщины кричали, дети кричали, мальчики юнкера пели: "Ой, ой, ой, мальчики, ой, ой, ой, бедные, погибло все и навсегда!" Прохожие плакали. Потом опять были красные и опять белые. Покамест не был взят Перекоп. Бывший дворянский театр, в котором мы работали, был переименован в "Первый советский театр в Крыму"».

В Крыму, когда менялись власти почти ежедневно, с мешком на плечах появился знакомый член Государственной думы Радаков. Сказал, что продал имение и что деньги в мешке, но они уже не годны ни на что, кроме как на растопку.

В самые суровые, голодные годы «военного коммунизма» в числе нескольких других актеров меня пригласила слушать пьесу к себе домой какая-то дама. Шатаясь от голода, в надежде на возможность выпить сладкого чая в гостях, я притащилась слушать пьесу. Странно было видеть в ту пору толстенькую, кругленькую женщину, которая объявила, что после чтения пьесы будет чай с пирогом. Пьеса оказалась в пяти актах. В ней говорилось о Христе, который ребенком гулял в Гефсиманском саду. В комнате пахло печеным хлебом, это сводило с ума. Я люто ненавидела авторшу, которая очень подробно, с длинными ремарками описывала времяпрепровождение младенца Христа. Толстая авторша во время чтения рыдала и пила валерьянку. А мы все, не дожидаясь конца чтения, просили сделать перерыв в надежде, что в перерыве угостят пирогом. Не дослушав пьесу, мы рванули туда, где пахло печеным хлебом. Дама продолжала рыдать и сморкаться во время чаепития. Впоследствии это дало мне повод сыграть рыдающую сочинительницу в инсценировке рассказа Чехова «Драма». Пирог оказался с морковью. Это самая неподходящая начинка для пирога. Было обидно. Хотелось плакать.

Я не уверена в том, что все мы выжили бы (а было нас четверо), если бы о нас не заботился Макс Волошин. С утра он появлялся с рюкзаком за спиной. В рюкзаке находились завернутые в газету маленькие рыбешки, называемые камсой. Был там и хлеб, если это месиво можно было назвать хлебом. Была и бутылочка с касторовым маслом, с трудом раздобытая, им в аптеке. Рыбешек жарили в касторке. Это издавало такой страшный запах, что я, теряя сознание от голода, все же бежала от этих касторовых рыбок в соседний двор. Помню, как он огорчался этим. И искал новые возможности меня покормить.

«Благодарю судьбу... за дивного старика-композитора Спендиарова. Старик этот был такой восхитительный, трогательный. И вот он приехал в Крым. Ему дали мой адрес. Он постучал в дверь. Я не знала его в лицо, он сказал: "Я Спендиаров, приехал устраивать концерт, семья голодает". - "Чем я могу вам помочь?" Я побежала к комиссару. "Знаменитый композитор, он голодает!" А уже подходили белые. И по городу были развешаны листовки: "Бей жидов, спасай Россию!" Был концерт. Сидели три человека. Бесстрашные. Моя театральная учительница Вульф. Ее приятельница. И я. Он пришел после концерта и ночевал у нас. Сияющий. Счастливый. И сказал: "Я так счастлив! Какая была первая скрипка, как он играл хорошо!" По молодости и глупости я сказала: "Но ведь сборов нет". Он: "У меня еще есть золотые часы с цепочкой. Помогите продать, чтобы заплатить музыкантам".

Опять побежала к комиссару. Он был озабочен. Я уже видела, что он укладывается. "Сбора не было, товарищ комиссар. Старичок уезжает ни с чем - дать бы пуд муки, пуд крупы..." Я написала обо всем этом дочери Спендиарова, когда она собирала материал для книги об отце в серию "Жизнь замечательных людей". Она ответила: "Все, что вы достали папе, у него в поезде украли"».

Ташкент в годы эвакуации

Раневская в Ташкенте очень сблизилась с Анной Ахматовой: «...В первый раз, придя к ней в Ташкенте, я застала ее сидящей на кровати. В комнате было холодно, на стене следы сырости. Была глубокая осень, от меня пахло вином.

Я буду вашей madame de Lambaille, пока мне не отрубили голову - истоплю вам печку.

У меня нет дров, - сказала она весело.

Я их украду.

Если вам это удастся - будет мило.

Большой каменный саксаул не влезал в печку, я стала просить на улице незнакомых людей разрубить эту глыбу. Нашелся добрый человек, столяр или плотник, у него за спиной висел ящик с топором и молотком. Пришлось сознаться, что за работу мне нечем платить. "А мне и не надо денег, вам будет тепло, и я рад за вас буду, а деньги что? Деньги это еще не все". Я скинула пальто, положила в него краденое добро и вбежала к Анне Андреевне.

А я сейчас встретила Платона Каратаева.

Расскажите...

"Спасибо, спасибо", - повторяла она. Это относилось к нарубившему дрова. У нее оказалась картошка, мы ее сварили и съели.

Никогда не встречала более кроткого, непритязательного человека, чем она...»

Еще об Ахматовой: «...В Ташкенте она звала меня часто с ней гулять. Мы бродили по рынку, по старому городу. Ей нравился Ташкент, а за мной бежали дети и хором кричали: "Муля, не нервируй меня". Это очень надоедало, мешало мне слушать ее. К тому же я остро ненавидела роль, которая дала мне популярность. Я сказала об этом Анне Андреевне. "Сжала руки под темной вуалью" - это тоже мои Мули", - ответила она. Я закричала: "Не кощунствуйте!"»

Раневская вспоминала: «Есть такие, до которых я не смею дотронуться, отказалась писать о Качалове, а уж об А.А. подавно. В ней было все. Было и земное, но через божественное... Однажды я рассказала ей, как в Крыму, где я играла в то лето в Ялте - было это при белых, - в парке, в киоске сидела толстая пожилая поэтесса. Перед ней лежала стопка тонких книжек ее стихов. "Пьяные вишни" назывались стихи, и посвящались стихи "прекрасному юноше", который стоял тут же, в киоске. Герой, которому посвящались стихи, был косой, с редкими прядями белесых волос. Стихи не покупали. Я рассказала Ахматовой, смеясь, о даме со стихами. Она стала мне выговаривать: "Как вам не совестно! Неужели вы ничего не предпринимали, чтобы книжки покупали ваши знакомые? Неужели вы только смеялись? Ведь вы добрая! Как вы могли не помочь!" Она долго сердилась на меня за мое равнодушие к тому, что книги не покупали. И что дама с ее косым героем книги относила домой».

Из рассказа Марианны Таврог: «В годы войны Московская киностудия эвакуировалась в Алма-Ату, где оказалось немало выдающихся актеров: М. Ладынина, Н. Черкасов... Помощником режиссера был молодой Эльдар Рязанов, к которому Сергей Михайлович благоволил. Ему и поручили кинопробы для будущего фильма. На роль Ефросиньи (в порядке кинопробы) Эльдар Рязанов снял сначала Серафиму Бирман, но вдруг пронеслись слухи, что Эйзенштейн на эту же роль пригласил Раневскую. Вскоре я увидела Фаину Георгиевну, как это чаще всего бывает, на алма-атинском базаре. Впрочем, мы тогда знакомы не были. Но не узнать ее я не могла. Я тогда отважилась спросить у нее: "А Ефросинью в ‘Грозном’ будете играть вы?" Надо было видеть взгляд, которым удостоила меня Фаина Георгиевна. "Вы считаете, что я так похожа на русскую княгиню?! Как ни странно, я впервые в жизни хочу сыграть мужскую роль, и, конечно же, Ивана Грозного! Посмотрите на мой профиль: разве я не похожа на него?" - насмешливо произнесла Раневская. После такого ответа у меня отпало всякое желание продолжать разговор. Немного погодя, там же, на базаре, я услышала, что Раневскую на роль Ефросиньи не утвердил то ли худсовет, то ли вмешательство Большакова - "у Раневской слишком семитская внешность, поэтому на роль Ефросиньи она никак не подойдет"».

После войны

Раневская вспоминала: «Вскоре после войны приехала в Ленинград. Меня встретили на вокзале Ольга Берггольц и Ахматова, которую предупредила телеграммой о дне и часе прихода поезда. Выйдя из вагона, я встала на колени и заплакала. Ольга сказала: "Так надо теперь приезжать в наш город". Ольга была еще блокадная - худущая, бледно-серая. Анна Андреевна - как всегда величественная. Ахматова считала ее необыкновенно талантливой. Ахматова говорила: "Беднягушка Оля, беднягушка". Она очень ее любила».

На съемках фильмов

Рассказывают о «скандале», возникшем между Раневской и Гариным во время съемок «Золушки». Однажды Эраст Гарин появился в гримерке Раневской в одних кальсонах - то ли по рассеянности, то ли от усталости. Фаина Георгиевна, узрев его, воскликнула: «Хераст, ты - хам!» - и влепила пощечину. Гарин так обиделся, что сбежал со съемочной площадки, но не забыв при этом накинуть королевскую мантию. «Наш король не гол, он в кальсонах», - шептались по этому поводу в съемочной группе. Вскоре беглого короля нашли в находящейся неподалеку пивной в компании с Меркурьевым.

На гастролях

Гастроли в Одессе. Раневская записала: «Одесса. 49 год. Осень. В Москве можно выйти на улицу одетой, как бог даст, и никто не обратит внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение - это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных домах. Всех огорчает моя чудовищная "скупость" - ибо в бедность никто не верит».

Валентин Маркович Школьников, директор-распорядитель Театра имени Моссовета, вспоминал: «На гастролях в Одессе. Встреча на улице. Одесситка долго бежала за нами, а потом спрашивает: "Ой, ви - это она?" Раневская спокойно отвечает своим басовитым голосом: "Да, я - это она"».

На гастролях с Раневской всегда случалось непредвиденное. Так, в Ленинграде в 1950 году ей был предложен роскошный номер в «Европейской» с видом на Русский музей, сквер, площадь Искусств. Раневская охотно заняла его и несколько дней в хорошем расположении духа принимала своих ленинградских друзей, рассказывала анекдоты, обменивалась новостями, ругала власть и чиновников. Через неделю к ней пришел администратор и очень вежливо предложил переехать в такой же номер на другой этаж. «Почему? - возмутилась Фаина Георгиевна. - Номеров много, а Раневская у вас одна». - «Да, да, - лепетал администратор, - но мы очень вас просим переехать, там вам будет удобнее». - «Мне и здесь хорошо», - отказалась Фаина Георгиевна. Пришел директор «Европейской» и, включив воду в ванной, объяснил, что ждет на днях высокое духовное лицо, этот номер в гостинице единственный, оборудованный прослушивающим устройством. После этого Фаина Георгиевна моментально переехала и не спала на новом месте оставшиеся ночи, вспоминая свои высказывания в прежнем номере и размышляя о том, что с ней теперь будет.

Алексей Щеглов вспоминал об азартности Раневской: «В свободный день Фаина Георгиевна решила поехать со мной на ипподром. Очевидно, она задумала эту акцию еще в Москве, ведь мы жили на Беговой, рядом с ипподромом, но в 1949 году он сгорел и был надолго закрыт. Как всегда, Фуфа хотела сделать своему "эрзац-внуку" подарок. Довольно быстро насладившись видом лошадей, Раневская вошла в азарт и стала делать ставки на различные номера в заездах, все больше втягиваясь и раз от разу проигрывая все больше. Кончилось тем, что мы в чужом городе, далеко от дома, остались без единой копейки, и Раневская ехала со мной на трамвае "зайцем", ни жива ни мертва от страха в ожидании контролера.

В тот приезд во Львов у Раневской, впрочем, как обычно, была бессонница. Она рассказывала об одном из эпизодов ее ночных бдений: выйдя однажды на балкон гостиницы, Фаина Георгиевна с ужасом обнаружила светящееся неоновыми буквами огромных размеров неприличное существительное на букву «е». Потрясенная ночными порядками любимого города, добропорядочно соблюдавшего моральный советский кодекс днем, Раневская уже не смогла заснуть и лишь на рассвете разглядела потухшую первую букву «м» на вывеске мебельного магазина, написанной по-украински: "Мебля"».

В театре

«Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: "Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея..." После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнера. В публике смех, партнер, стеная, угрожает оторвать мне голову. Придя домой, я дала себе слово уйти со сцены».

«Белую лисицу, ставшую грязной, я самостоятельно выкрасила в чернилах. Высушив, решила украсить ею туалет, набросив лису на шею. Платье на мне было розовое с претензией на элегантность. Когда я начала кокетливо беседовать с партнером в комедии "Глухонемой" (партнером моим был актер Ечменев), он, увидев черную шею, чуть не потерял сознание. Лисица на мне непрестанно линяла. Публика веселилась при виде моей черной шеи, а с премьершей театра, сидевшей в ложе, моим педагогом, случилось нечто вроде истерики... И это был второй повод для меня уйти со сцены».

Раневская долгие годы работала в театре им. Моссовета. Однако отношения с главным режиссером у нее не сложились, и Завадскому частенько доставалось от ее острого языка. Как-то Завадский, который только что к своему юбилею получил звание Героя Социалистического Труда, опаздывал на репетицию. Ждали долго. Наконец, не выдержав, Раневская спросила с раздражением:

Ну, где же наша Гертруда?

Драматург Иосиф Леонидович Прут вспоминал: «Однажды на репетиции Завадский, раздраженный тем, что одному из ведущих актеров не удавалось выполнить его режиссерское задание, вскочил и с криком "Пойду и повешусь!" выбежал из зрительного зала. Испуганный этим поступком, начальник ЦТКА Владимир Евгеньевич Месхетели схватил меня и Фаину Георгиевну Раневскую за руки, умоляя: "Дорогие! Спасите его! Верните!" Я не успел еще отреагировать, как эта великая актриса, которая была еще и великим психологом, совершенно спокойно, чуть заикаясь, проговорила: "Не волнуйтесь! Он вернется... сам. Юрий Александрович в это время всегда посещает... туалет"».

Раневская говорила о себе и славе: «Я часто думаю о том, что люди, ищущие и стремящиеся к славе, не понимают, что в так называемой славе гнездится то самое одиночество, которого не знает любая уборщица в театре. Это происходит от того, что человека, пользующегося известностью, считают счастливым, удовлетворенным, в действительности все наоборот. Любовь зрителя несет в себе какую-то жестокость. Я помню, как мне приходилось играть тяжело больной, потому что зритель требовал, чтобы играла именно я. Когда в кассе говорили "она больна", публика отвечала: "А нам какое дело? Мы хотим ее видеть и платим деньги, чтобы ее посмотреть". А мне писали дерзкие записки: "Это безобразие! Что это Вы надумали болеть, когда мы так хотим Вас увидеть?" Ей-богу, говорю сущую правду. И однажды, после спектакля, когда меня заставили играть "по требованию публики" очень больную, я раз и навсегда возненавидела свою "славу"».

Раневская постоянно опаздывала на репетиции. Завадскому это надоело, и он попросил актеров о том, чтобы, если Раневская еще раз опоздает, просто ее не замечать.

Вбегает, запыхавшись, на репетицию Фаина Георгиевна:

Здравствуйте!

Все молчат.

Здравствуйте!

Никто не обращает внимания. Она в третий раз:

Здравствуйте!

Опять та же реакция.

Ах, нет никого?! Тогда пойду поссу.

Весной 1955 года в Москву приезжал со своим театром Бертольд Брехт. Он побывал в Театре имени Моссовета и похвалил игру актрисы Раневской, порекомендовав ей играть мамашу Кураж. Когда театр Брехта, уже после его смерти, приехал в Москву еще раз, вдова драматурга Елена Вейгель поинтересовалась у Раневской, почему та не играет Кураж. Как-никак сам Брехт благословил, а Завадский обещал ему... Ни Брехт, ни его вдова, разумеется, не могли догадываться о том, как обстоит дело с ролями для Раневской в театре Завадского. После долгой паузы Раневская ответила, что у нее нет своего театра, а у Завадского плохая память, и на этом разговор закончился.

Соседи

«Стук в дверь. Утро раннее, очень раннее. Вскакиваю в ночной рубахе.

Кто там?

Я, Твардовский. Простите...

Что случилось, Александр Трифонович?

Откройте.

Открываю.

Понимаете, дорогая знаменитая соседка, я мог обратиться только к вам. Звоню домой - никто не отвечает. Понял - все на даче. Думаю, как же быть? Вспомнил, этажом ниже - вы. Пойду к ней, она интеллигентная. Только к ней одной в этом доме. Понимаете, мне надо в туалет...

Глаза виноватые, как у напроказившего ребенка. Потом я кормила его завтраком. И он говорил: почему у друзей все вкуснее, чем дома?»

Гости

Со Старопименовским переулком связано имя давнего друга Раневской - Александра Александровича Румнева, снимавшегося вместе с ней в сцене бала в фильме «Золушка», искусного графика и изысканного кавалера. Раневская называла его «Последний котелок Москвы». Он часто приходил к Фаине Георгиевне в ее полутемную комнату, они долго беседовали, он садился рядом и рисовал в своей тонкой, карандашной манере; часто засиживался допоздна. По меркам Лизы, обстановка была интимная. Раневская рассказывала, как однажды Лиза выразила ей своей протест: «Фаина Георгиевна, что же это такое?! Ходить-ходить, на кровать садиться, а предложения не делает?!»

Деньги

«Деньги мешают, и когда их нет, и когда они есть. Вещи покупаю, чтобы дарить. Одежду ношу старую, всегда неудачную. Урод я», - говорила Раневская. Она могла раздать в театре весь гонорар.

Многие современники Фаины Георгиевны знали ее как вспыльчивого, порой капризного, часто язвительного человека. Но никто и никогда не знал ее скупердяйкой и жадиной. О доброте и щедрости Раневской до сих пор многие вспоминают со слезами на глазах. Говорили, что любой бедный человек мог подсесть к ней в транспорте и, попросив денег, тут же их получить. Ей должны были все актеры, и о долгах этих она никогда не вспоминала. При этом Фаина Раневская жила очень скромно. Единственная роскошь, которую она себе позволяла, - это, нежась в ванне, пить чай из самовара. Раневская всю жизнь спала на узенькой тахте. Приобретенную однажды шикарную двуспальную кровать подарила на свадьбу своей домработнице Лизе. Фаина Георгиевна, как могла, всячески старалась преодолеть быт. Уборка, еда, одежда - все это было для нее тяжким испытанием.

У Раневской часто сменялись домработницы. Они были ее бесконечным кошмаром. Приходили в дом, как завоеватели, и уходили, как мародеры с поля боя. Лиза была, пожалуй, самой яркой из них.

Что сегодня на обед? - интересуется Фаина Георгиевна у Лизы, когда та возвращается из магазина.

Детское мыло и папиросы купила.

А что к обеду?

Вы очень полная, вам не надо обедать, лучше в ванне купайтесь.

А где сто рублей?

Ну вот детское мыло, папиросы купила.

У меня есть зубная паста.

Я в запас, скоро ничего не будет, ей-богу, тут конец света на носу, а вы сдачи спрашиваете.

Фаина Георгиевна позволяла себя обманывать и обкрадывать, философски считая, что кому-то, возможно, ее материальные блага нужнее. Лиза бесконечное количество раз прощалась и вновь пользовалась добротой своей хозяйки. Так, однажды в гости к Раневской пришла Любовь Орлова в шикарной норковой шубе. Домработница актрисы, одержимая страстью найти себе спутника жизни, упросила Фаину Георгиевну, пока Орлова у нее в гостях, разрешить надеть эту шубу, чтобы произвести впечатление на очередного поклонника. Раневская разрешила, в чем потом горько раскаялась, поскольку Лизавета прогуляла аж три часа, а Любовь Орлова так и не поняла, почему Фаина Георгиевна столь настойчиво уговаривала ее посидеть еще.

Марина Неелова говорила: «Когда я уходила из ее квартиры, то должна была проверить свои карманы, потому что она норовила засунуть тебе духи, салфеточки. У Фаины Георгиевны была потребность делиться. Дверь в ее квартиру была открыта днем и ночью. Этим пользовались «добрые люди».

Раневской деньги нужны были главным образом для того, чтобы отдавать их другим. Она не просто любила делать подарки, она не могла без этого жить. Дарить - это было основное качество Фаины Георгиевны. «Мне непонятно всегда было: люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства», - говорила великая актриса. Она так и не научилась извлекать выгоду. «У меня хватило ума глупо прожить жизнь», - как-то записала она.

Ее любовь к людям порой была поистине безграничной. «Когда закончились съемки «Золушки», я сразу получила какую-то большую сумму денег, - вспоминала Раневская. - То есть не большую, деньги тогда были дешевы, а просто очень толстую пачку. Это было так непривычно. Так стыдно иметь большую пачку денег. Я пришла в театр и стала останавливать разных актеров. Вам не нужно ли штаны купить? Вот, возьмите денег на штаны. А вам материя не нужна? Возьмите денег! И как-то очень быстро раздала все. Тогда мне стало обидно, потому что мне тоже была нужна материя. И к тому же почему-то вышло так, что я раздала деньги совсем не тем, кому хотела, а самым несимпатичным».

Похоронные принадлежности

Раневская получила новую квартиру. Друзья перевезли ее, помогли устроиться, расставили мебель. Потом развесили вещи по шкафам, разложили по ящикам и собрались уходить. Вдруг Раневская заголосила: «Боже мой, где мои похоронные принадлежности! Куда вы положили мои похоронные принадлежности! Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, могут понадобиться в любую минуту!» Она так горевала, что все просто кинулись искать эти «похоронные принадлежности»: выдвигали ящики, заглядывали в шкафы, толком не понимая, что, собственно, следует искать. Вдруг Раневская радостно возгласила: «Слава Богу, нашла!» И торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» - коробочку со своими орденами и медалями.

Подарки

Раневская часто заходила в буфет и покупала конфеты или пирожные. Hо не для себя. С ее страшным диабетом ей это было противопоказано. Сладости она покупала чтобы угостить кого-нибудь из друзей-актеров.

Однажды в будете она подошла к актрисе Варваре Сошальской:

Вавочка!, - пробасила она нежно, - позвольте подарить вам этот огурец!

Фуфочка! - так звали Раневскую близкие, - с восторгом приму! - Только вы уж, пожалуйста, скажите к нему что-нибудь со значением!

Вавочка, дорогая, - снова начала Раневская, - я, старая хулиганка, дарю вам огурец. Он большой и красивый. Хотите ешьте, хотите живите с ним!

КГБ

Раневская очень боялась, что ей могут предложить сотрудничать с КГБ - это в то время было распространено. Как отказаться, как быть? Один ее знакомый посоветовал в случае, если такое предложение поступит, сказать, что она кричит во сне. Тогда она не подойдет для сотрудничества и предложение будет снято. Однажды, когда Фаина Георгиевна работала в Театре имени Моссовета, к ней обратился парторг театра с предложением вступить в партию. «Ой, что вы, голубчик! Я не могу, я кричу во сне!» - воскликнула бедная Раневская. Слукавила она или действительно перепутала эти департаменты, бог знает!

Протеже

Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время был ректором Театрального училища имени Щепкина. Однажды звонит ему Раневская: «Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю - очень талантливый, очень, очень! Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик!..» Рекомендация Раневской дорого стоила - Новохижин обещал «лично проследить».

После прослушивания «гениального мальчика» Новохижин позвонил Раневской. «Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли... Не знаю даже, как и сказать...» И тут же услышал крик Раневской: «Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня все просят, никому не могу отказать!»

Здоровье

Однажды на гастролях с Раневской случился сердечный приступ. Хорошо хоть не во время спектакля, а на репетиции. К чести Завадского надо сказать, что он не стал дожидаться приезда «скорой помощи», а в считаные минуты нашел машину с шофером, и сам лично повез ее в больницу, где сдал на руки врачам и терпеливо дожидался, пока актрисе окажут необходимую помощь (от госпитализации Раневская наотрез отказалась). Раневской сделали несколько уколов, и вскоре ей стало лучше. Завадский помог ей усесться в машину, сам сел на переднее сиденье и, обернувшись, поинтересовался диагнозом. Раневская ответила, что у нее нашли грудную жабу (так по старинке называли стенокардию). Юрий Александрович страшно огорчился, повздыхал, поохал, посочувствовал и буквально сразу же, засмотревшись на пейзаж за окном машины, мелодично запел: «Грудна-а-я жа-а-ба, гру-у-удна-а-я жа-а-аба...» Фаина Георгиевна была слегка шокирована подобным поведением своего режиссера и по возвращении рассказала историю с пением коллегам. «Ну, какая вы, право, Фаина Георгиевна, - упрекнула ее услышавшая эту историю актриса Ия Саввина, - разве кто другой из ныне живущих "гениев-режиссеров" лично повез бы вас в больницу?» «А я разве что-нибудь говорю? - вздохнула Раневская. - Я ведь только в самом положительном смысле».

Феномен

На радио записывали передачу с участием Раневской. Во время записи Фаина Георгиевна произнесла фразу со словом «феномЕн». Запись остановили.

В чем дело? - чуть заикаясь и пуча глаза, спросила Раневская.

Стараясь выправить ситуацию ведущая сказала:

Знаете, Фаина Георгиевна, они тут говорят, что надо произносить не феномЕн, а фенОмен, такое современное ударение...

А, хорошо, деточка, включайте.

Запись пошла и Раневская четко и уверенно произнесла:

ФеномЕн, феномЕн, и еще раз феномЕн! А кому нужен фенОмен, пусть идет в жопу!!

Возраст

Как-то в скверике у дома к Раневской обратилась какая-то женщина:

Извините, ваше лицо мне очень знакомо. Вы не артистка?

Раневская резко парировала:

Ничего подобного, я зубной техник.

Женщина, однако, не успокоилась, разговор продолжался, зашла речь о возрасте, собеседница спросила Фаину Георгиевну;

А сколько вам лет?

Раневская гордо и возмущенно ответила:

Об этом знает вся страна!

В театре им. Моссовета с огромным успехом шел спектакль «Дальше - тишина». Главную роль играла уже пожилая Раневская. Как-то после спектакля к ней подошел зритель и спросил:

Простите за нескромный вопрос, а сколько вам лет?

В субботу будет 115, - тут же ответила актриса.

Поклонник обмер от восторга и сказал:

В такие годы и так играть!

Роли старух - амплуа Фаины Раневской, никогда не скрывавшей своего истинного возраста. Порой она жалела об этом. Говорила: «Когда ввели паспорта, Любочка (имелась в виду Любовь Орлова) не зевала - сбросила себе десять лет, а я, представьте себе, дала маху».

Яйца

Во время войны не хватало многих продуктов, в том числе и куриных яиц. Для приготовления яичницы и омлетов пользовались яичным порошком, который американцы поставляли в Россию по ленд-лизу. Народ к этому продукту относился недоверчиво, поэтому в прессе постоянно печатались статьи о том, что порошок очень полезен, а натуральные яйца, наоборот, очень вредны. Война закончилась, появились продукты, и яйца стали возникать на прилавках всё чаще. В один прекрасный день несколько газет поместили статьи, утверждающие, что натуральные яйца очень полезны и питательны. Говорят, в тот вечер Раневская звонила друзьям и сообщала: «Поздравляю, дорогие мои! Яйца реабилитировали».

Закон Архимеда

Раневская, как и очень многие женщины, абсолютно не разбиралась в физике, и однажды вдруг заинтересовалась, почему железные корабли не тонут.

Как же это так? - допытывалась она у одной своей знакомой, инженера по профессии. - Железо ведь тяжелее воды, отчего же тогда корабли из железа не тонут?

Тут все очень просто, - ответила та. - Вы ведь учили физику в школе?

Не помню.

Ну, хорошо, был в древности такой ученый по имени Архимед. Он открыл закон, по которому на тело, погруженное в воду, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды...

Не понимаю, - развела руками Фаина Георгиевна.

Ну вот, к примеру, вы садитесь в наполненную до краев ванну, что происходит? Вода вытесняется и льется на пол... Отчего она льется?

Оттого, что у меня большая жопа! - догадалась Раневская, начиная постигать закон Архимеда.

В 1917 году, когда вся её семья выехала за границу, двадцатилетняя Фаина, отравленная любовью к театру, отказалась эмигрировать и осталась в России., одна-одинёшенька, без родителей, без родных и близких. Так и прожила все эти годы, оторванная от семьи.

В конце пятидесятых, её отыскали родственники и она смогла выехать в Румынию и повидалась с матерью, с которой рассталась сорок лет назад. Сестра Изабелла жила в Париже. После смерти мужа её материальное положение ухудшилось и она решила переехать к знаменитой сестре, которая, как она предполагала, при всех её званиях и регалиях, купается в роскоши.

Обрадованная, что в её жизни появится первый родной человек, Раневская развила бурную деятельность и добилась разрешения для сестры вернуться в СССР.

Счастливая, она встретила её, обняла, расцеловала и повезла домой. Они подъехали к высотному дому на Котельнической набережной.
– Это мой дом, – с гордостью сообщила Фаина Георгиевна сестре.

Изабелла не удивилась: именно в таком доме должна жить её знаменитая сестра. Только поинтересовалась:- У тебя здесь апартаменты или целый этаж?
Когда Раневская завела её в свою малогабаритную двухкомнатную квартирку, сестра удивлённо спросила:
– Фаиночка, почему ты живёшь в мастерской а не на вилле?
Находчивая Фаина Георгиевна объяснила:
– Моя вилла ремонтируется.
Но парижскую гостью это не успокоило.
– Почему мастерская такая маленькая? Сколько в ней «жилых» метров?
– Целых двадцать семь, – гордо сообщила Раневская.
– Но это же тесно! – запричитала Изабелла. – Это же нищета!
– Это не нищета! – разозлилась Раневская, – У нас это считается хорошо. Этот дом – элитный. В нём живут самые известные люди: артисты, режиссёры, писатели. Здесь живет сама Уланова!

Фамилия Уланова подействовала: вздохнув, Изабелла стала распаковывать свои чемоданы в предоставленной ей комнатушке. Но она так и не смогла понять, почему этот дом называется элитным: внизу кинотеатр и хлебный магазин, ранним утром грузчики выгружали товар, перекрикивались, шумели, устраивали всем жильцам «побудку». А вечерами, в десять, в одиннадцать, в двенадцать оканчивались сеансы и толпы зрителей вываливались из кинозала, громко обсуждая просмотренный фильм -Я живу над «хлебом и зрелищами», – пыталась отшучиваться Фаина Георгиевна, но на сестру это не действовало.

За что тебя приговорили жить в такой камере.. Ты, наверное, в чём-то провинилась.
В первый же день приезда, несмотря на летнюю жару, Изабелла натянула фильдеперсовые чулки, надела шёлковое пальто, перчатки, шляпку, побрызгала себя «Шанелью», и сообщила сестре:
– Фаиночка, – я иду в мясную лавку, куплю бон-филе и приготовлю ужин.
– Не надо! – в ужасе воскликнула Раневская. В стране царили процветающий дефицит и вечные очереди – она понимала, как это подействует на неподготовленную жительницу Парижа. – Не надо, я сама куплю.
– Фаиночка, бон-филе надо уметь выбирать, а я это умею, – с гордостью заявила Изабелла и направилась к входной двери. Раневская, как панфиловец на танк, бросилась ей наперерез.
– Я пойду с тобой!
– Один фунт мяса выбирать вдвоём – это нонсенс! – заявила сестра и вышла из квартиры.
Раневская сделала последнюю попытку спасти сестру от шока советской действительности.
– Но ты же не знаешь, где наши магазины!
Та обернулась и со снисходительной улыбкой упрекнула:
– Ты думаешь, я не смогу найти мясную лавку
И скрылась в лифте.
Раневская рухнула в кресло, представляя себе последствия первой встречи иностранки-сестры с развитым советским социализмом.
Но говорят же, что Бог помогает юродивым и блаженным: буквально через квартал Изабелла Георгиевна наткнулась на маленький магазинчик, вывеска над которым обещала «Мясные изделия». Она заглянула во внутрь: у прилавка толпилась и гудела очередь, потный мясник бросал на весы отрубленные им хрящи и жилы, именуя их мясом, а в кассовом окошке толстая кассирша с башней крашенных волос на голове, как собака из будки, периодически облаивала покупателей.
Бочком, бочком Изабелла пробралась к прилавку и обратилась к продавцу:
– Добрый день, месье! Как вы себя чувствуете
Покупатели поняли, что это цирк, причём, бесплатный, и, как в стоп-кадре, все замерли и затихли. Даже потный мясник не донёс до весов очередную порцию «мясных изделий». А бывшая парижанка продолжала:
-… Как вы спите, месье… Если вас мучает бессонница, попробуйте перед сном принять две столовых ложки коньячка, желательно «Хеннесси»… А как ваши дети, месье Вы их не наказываете.. Нельзя наказывать детей – можно потерять духовную связь с ними. Вы со мной согласны, месье?
-Да, – наконец, выдавил из себя оторопевший мясник и в подтверждение кивнул.
– Я и не сомневалась. Вы похожи на моего учителя словесности: у вас на лице проступает интеллект.
Не очень понимая, что именно проступает у него на лице, мясник, на всякий случай, смахнул с лица пот.- Месье, – перешла к делу Изабелла Георгиевна, – мне нужно полтора фунта бон-филе. Надеюсь, у вас есть?
– Да, – кивнул месье мясник и нырнул в кладовку. Его долго не было, очевидно, он ловил телёнка, поймал его, зарезал и приготовлял бон-филе. Вернулся уже со взвешенной и завёрнутой в бумагу порцией мяса.
– Спасибо, – поблагодарила Изабелла. И добавила: – Я буду приходить к вам по вторникам и пятницам, в четыре часа дня. Вас это устраивает?
-Да, -в третий раз кивнул мясник.
Расплачиваясь в кассе, Изабелла Георгиевна порадовала толстую кассиршу, указав на её обесцвеченные перекисью волосы, закрученные на голове в тяжёлую башню:
– У вас очень модный цвет волос, мадам, в Париже все женщины тоже красятся в блондинок. Но вам лучше распустить волосы, чтобы кудри лежали на плечах: распущенные волосы, мадам, украсят ваше приветливое лицо.
Польщённая кассирша всунула два указательных пальца себе за обе щеки и стала с силой растягивать их, пытаясь улыбнуться.
Когда, вернувшись домой, Изабелла развернула пакет, Фаина Георгиевна ахнула: такого свежайшего мяса она давно не видела, очевидно, мясник отрезал его из своих личных запасов.

– Бон-филе надо уметь выбирать! – гордо заявила Изабелла.
С тех пор каждый вторник и каждую пятницу она посещала «Мясные изделия». В эти дни, ровно в четыре часа, мясник отпускал кассиршу, закрывал магазин, вешал на дверь табличку «Переучёт», ставил рядом с прилавком большое старинное кресло, купленное в антикварном магазине, усаживал в него свою дорогую гостью, и она часами рассказывала ему о парижской жизни, о Лувре, об Эйфелевой башне, о Елисейских полях… А он, подперев голову ладонью, всё слушал её, слушал, слушал… И на лице его вдруг появлялась неожиданная, наивная, детская улыбка…

– Я не знаю, – заключил свою историю Яков Сегель, – поняла ли Изабелла Георгиевна, в каком спектакле она участвовала, но свою роль она исполняла искренне и достоверно…

Добавлю от себя: но не долго. Очень скоро она тяжело заболела, умерла, и Фаина Георгиевна опять осталась одна. И теперь, после ощущения радости от присутствия рядом близкого, родного человека, она особенно остро почувствовала своё одиночество. Когда её заваливали букетами цветов, она грустно произносила: «Столько любви, а в аптеку сходить некому».

В 1996 году театральная Москва отмечала столетие Фаины Георгиевны Раневской. Задолго до начала вечера в саду «Аквариум» стал собираться народ. Казалось, театр Моссовета, которому актриса посвятила большую часть...

В 1996 году театральная Москва отмечала столетие Фаины Георгиевны Раневской. Задолго до начала вечера в саду «Аквариум» стал собираться народ. Казалось, театр Моссовета, которому актриса посвятила большую часть своей жизни, не вместит всех желающих – как и много лет назад, когда на этой сцене шли спектакли с ее участием.

Родилась она в Таганроге в преуспевающей еврейской семье. Актриса всегда гордилась и своим родным городом, и тем, что в нем жил сам Чехов, ее любимый писатель, и тем, что к числу ее знакомых принадлежал двоюродный брат Антона Павловича…
В 1915 году Фаина Фельдман (такую фамилию она носила с рождения) отправилась в Москву поступать в театральное училище. Но на экзамене заикалась от волнения, и ее не приняли. В самую трудную минуту бездомную провинциалку приютила Екатерина Васильевна Гельцер. Знаменитая балерина вышла из Большого театра, где у колонн ее поджидали поклонники, и спросила. «Кто тут самый замерзший?». Самой замерзшей оказалась Фаина…


Гельцер ввела ее в круг своих друзей: брала на спектакли во МХАТ, возила слушать цыган, познакомила с Цветаевой, Мандельштамом и Маяковским… Наконец Фаине удалось устроиться в театр в Малаховке, где начинающей актрисе дали крошечную роль без слов.

Меняя театры и труппы, она переезжала из города в город, пока не оказалась в Ростове-на-Дону.
Известная провинциальная актриса Павла Вульф как раз гастролировала в этом городе, когда к ней после спектакля ворвалась нескладная рыжая девица со словами признательности и восхищения. Нежданная гостья тут же стала проситься в актрисы. Превозмогая раздражение, Павла Леонтьевна дала ей одну из пьес и предложила выучить любую роль на выбор. Выбрав роль итальянской актрисы, Фаина Фельдман (а это была именно она) нашла единственного в городе итальянца-булочника и репетировала с ним в течение недели. Когда она показала наработанное Павле Вульф, та поняла, что перед ней настоящее дарование.

«Павла Леонтьевна спасла меня от улицы, – признавалась Раневская. – Я бы не стала актрисой без ее помощи. Она во мне воспитала человека, воспитала актрису. Она научила трудиться, работать, работать, работать… Никаких ночных бдений с актерской братией, никаких сборищ с вином, анекдотами, блудом… Она водила смотреть в музее то, что создавало для меня смысл бытия. Она внушила страсть к Пушкину, она запрещала читать просто книги, она давала познать лучшее в мировой литературе. Она научила быть человечной».
В 1917-м Фельдманы уплыли на собственном пароходе в Турцию, оставив в России заупрямившуюся Фаину. Спустя многие годы, уже став известной актрисой, она получила письмо из Румынии – от матери, отца и старшего брата: они узнали о своей Фаине и ее популярности из газеты. В 1957-м Фаине Георгиевне даже удалось съездить в Румынию повидаться с матерью, с которой она рассталась сорок лет назад…

В 1948 году актриса наконец-то разъехалась с семьей своей благодетельницы П. Л. Вульф и поселилась отдельно. Стараясь меньше думать о быте, предпочитала пользоваться услугами домработниц, которые, тем не менее, ее раздражали.

В 1960-е из Турции вернулась родная сестра Раневской, Изабелла Георгиевна Аллен. Она долгое время жила в Париже, где и вышла замуж, потом переехала в Турцию, похоронила мужа. В своем одиночестве вдруг тоже узнала о популярности сестры: лауреат Государственных премий, кинозвезда, крупная театральная актриса… Изабелла Георгиевна написала Раневской письмо и приехала в Москву по ее приглашению – уже навсегда. Сестры поселились вместе. Богатство, машины и виллы известной актрисы, промелькнувшие в воображении мадам Аллен, обернулись двумя московскими комнатами…


Всенародное признание Раневской принес кинематограф. После комедии «Подкидыш» и взрослые, и дети называли ее Мулей, что и трогало зрительскими симпатиями, и раздражало актрису.

Во время съемок «Золушки» Фаина Георгиевна обронила в траву свое кольцо и громко объявила: «Я с места не сдвинусь, пока мы его не найдем!» Все поняли, что спорить бесполезно, опустились на четвереньки и начали ползать в поисках перстня, ругаясь себе под нос. Искали всей группой около часа. А когда нашли, Раневская пришла в хорошее расположение духа, расцеловала всех и пригласила на чай.

Истории о Раневской

В эту часть книги мы включили те истории и рассказы о Фаине Раневской, чью стопроцентную достоверность не удается подтвердить. Легендарное чувство юмора Фаины Георгиевны и ее неиссякаемое жизнелюбие в людской памяти смешиваются с фразами и эпизодами, происходившими в ее окружении или вообще, которые бы просто могли случиться.

Сейчас, по прошествии времени, выяснить это уже не представляется возможным.

«Мое богатство, очевидно, в том, что мне оно не нужно», - заметила как-то Раневская. Когда молоденькая Марина Неелова переступила порог квартиры Фаины Георгиевны, она с изумлением воскликнула: «Я знала, что вы бедная. Но чтобы настолько…».

Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Ее комната в большой коммунальной квартире упиралась окном в стену соседнего дома и даже в светлое время суток освещалась электричеством.

Марии Мироновой она заявила:

Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое туда опустили.

Но ведь так нельзя жить, Фаина.

А кто вам сказал, что это жизнь?

Миронова решительно направилась к окну. Подергала за ручку, остановилась. Окно упиралось в глухую стену.

Господи! У вас даже окно не открывается…

По барышне говядина, по дерьму черепок, - ответила Раневская.

Она постоянно шутила на тему своего жилища, приводя в пример «более светлую жизнь» какого-нибудь знаменитого актера, режиссера или писателя. И очень любила свою домработницу, напоминавшую по виду и образу действий «городскую сумасшедшую». О катастрофическом единстве бытового кошмара и театрального искусства однажды сказала с присущей ей горечью:

«Дома хаос, нет работницы - в артистки пошли все домработницы. Поголовно все».

Бытовало мнение, что получение новой квартиры Фаиной Георгиевной связано с забавной историей о том, как КГБ вербовало артистку Раневскую.

Рассказывали, что Фаина Георгиевна, будучи женщиной весьма рисковой, не побоялась отклонить предложение сотрудничать с органами госбезопасности, которое сделал ей начальник контрразведки Советского Союза генерал-лейтенант Олег Грибанов.

Олег Михайлович при своем небольшом росточке обладал недюжинной гипнотической силой, великолепным даром убеждения. Подчиненные между собой называли его «Бонапартом». Сам Грибанов предложений о сотрудничестве Раневской не делал. На встречу с актрисой он послал молодого опера по фамилии Коршунов, заподозрить которого в изощренности ума можно с большим трудом.

Коршунов начал беседу издалека. Поведал он Раневской и о классовой борьбе на международной арене, и о происках шпионов на территории СССР, которые пытаются подставить подножку нашему народу, семимильными шагами движущемуся к светлому будущему. Невзначай напомнил также и о долге каждого советского гражданина оказывать посильную помощь органам государственной безопасности.

Вслушиваясь в страстный монолог Коршунова, Раневская прикидывала, как бы ей половчее уйти от предложения, которое, конечно же, должно последовать в заключение пламенной речи опера. Для начала в своей неподражаемой манере спросила:

Молодой человек, а где вы были раньше, когда я еще не успела разменять седьмой десяток?

Что вы, Фаина Георгиевна! - вскричал переполошившийся Коршунов. - Вам больше тридцати никто не дает, поверьте… Вы - просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!

Закуривает Раневская очередную папиросу, хитро прищуривается и при этом так спокойно говорит:

Мне с вами, молодой человек, все понятно… Сразу, без лишних слов, заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству! И я всегда готова разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней… Можно сказать, что это - моя мечта детства. Но… Есть одно маленькое «но».

Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, что еще важнее, я громко разговариваю во сне. Вот и давайте, коллега, а по-другому я вас, молодой человек, и не мыслю, вместе по-чекистски поразмыслим.

Представьте, вы даете мне секретное задание, и я, будучи человеком обязательным, денно и нощно обдумываю, как лучше его выполнить… И вдруг! И вдруг ночью, во сне, я начинаю сама с собой обсуждать выполнение вашего задания. Называть фамилии, имена и клички объектов, явки, пароли, время встреч и прочее… А вокруг меня соседи, которые неотступно за мной следят вот уже на протяжении многих лет. И что? Я, вместо того чтобы принести свою помощь на алтарь органов госбезопасности, предаю вас!

Сценически искренний монолог Раневской произвел на Коршунова неизгладимое впечатление. Доложив о состоявшейся вербовочной беседе Грибанову, в заключение сказал:

Баба согласна работать на нас, я это нутром чувствую, Олег Михайлович! Но… Есть объективные сложности, выражающиеся в особенностях ее ночной физиологии.

Что еще за особенности? - спросил Грибанов.

Громко разговаривает во сне… Да и потом, Олег Михайлович, как-то несолидно получается. Негоже все-таки нашей прославленной народной артистке занимать комнату в коммунальной квартире…

Через месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.

И тогда Коршунов вновь пошел на приступ. Однако каждый раз выяснялось, что Фаина Георгиевна пока не может с ним встретиться: то она готовится к премьере, то у нее сплин, то насморк.

В конце концов, взбешенный Коршунов сообщил актрисе, что приедет к ней домой, в новую отдельную квартиру для окончательного разговора. Не знал молодой капитан, с кем столкнула его судьба. Вскорости в приемной КГБ при Совете Министров СССР появился некий гражданин неопределенного возраста с испитой физиономией и попросил принять от него заявление.

Коллективное заявление жильцов высотки на Котельнической набережной, где уже месяц проживала Раневская, через час лежало на столе у Грибанова. Жильцы верхнего этажа (десять подписей) дружно уведомляли органы госбезопасности, что прямо под ними проживает некая дама, которая ночи напролет громко разговаривает сама с собой о происках империалистических разведок и о том, что она с ними сделает, какую кузькину мать им покажет, как только ее примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником.

Через час Грибанов вызвал к себе Коршунова, отдал заявление, ограничившись коротким замечанием:

На Фаине поставь крест, ищи другого… Кто молчит во сне.

По прошествии некоторого времени Коршунову от агентуры, окружавшей Раневскую в Театре имени Моссовета, конечно, стали известны подробности того пресловутого «коллективного заявления». За две бутылки водки актриса подбила на эту акцию сантехника из ЖЭКа, того самого заявителя с испитым лицом.

Но поезд уже ушел, квартира осталась за Раневской…

Когда Раневская получила новую квартиру, друзья перевезли ее немудреное имущество, помогли расставить и разложить все по местам, собирались уходить. Вдруг Раневская заголосила:

Боже мой, где же мои похоронные принадлежности?!Куда вы положили мои похоронные принадлежности? Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!

Все стали искать эти «похоронные принадлежности», не совсем понимая, что, собственно, следует искать. Вдруг Раневская радостно закричала:

Слава Богу, нашла!

И торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» - коробочку со своими орденами и медалями.

Легенды рассказывают о её бескорыстии и расточительности. Получив однажды гонорар за фильм, Раневская напугалась большой пачки купюр и бросилась в театр. Она встречала своих знакомых за кулисами и спрашивала, нужны ли им деньги на что-нибудь. Один брал на штаны, второй - на обувь, кто-то - на материю. Когда Фаина Георгиевна вспомнила, что ей тоже, пожалуй, не мешает что-нибудь прикупить, было уже поздно. «И ведь раздала совсем не тем, кому хотела», - огорчалась она потом.

Раневская говорила, что когда Бог собирался создать землю, то заранее знал, что в XX веке в России будет править КПСС, и решил дать советским людям такие три качества, как ум, честность и партийность. Но тут вмешался черт и убедил, что три таких качества сразу - жирно будет. Хватит и двух. Так и повелось:

Если человек умный и честный - то беспартийный.

Если умный и партийный - то нечестный.

Если честный и партийный - то дурак.

Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший «Литературное наследство», попросил как-то Раневскую написать воспоминания об Ахматовой.

Ведь вы, наверное, ее часто вспоминаете, - спросил он.

Ахматову я вспоминаю ежесекундно, - ответила Раневская, - но написать о себе воспоминания она мне не поручала.

Актрисой Раневская «почувствовала себя очень рано»:

«…Испытываю непреодолимое желание повторять все, что делает дворник. Верчу козью ножку и произношу слова, значение которых поняла только взрослой. Изображаю всех, кто попадается на глаза. «Подайте Христа ради», - произношу вслед за нищим; «Сахарная мороженая», - кричу вслед за мороженщиком; «Иду на Афон Богу молиться», - шамкаю беззубым ртом и хожу с палкой скрючившись, а мне 4 года».

Театр Раневская называла «кладбищем несыгранных ролей».

Кино люто ненавидела: «На киноплощадке у меня такое чувство, как будто я моюсь в бане, и вдруг туда пришла экскурсия».

«Хочу в XIX век!» - не раз говорила она.

Как-то у Раневской спросили, почему она не снимается у Сергея Эйзенштейна.

Раневская ответила, что скорее будет продавать кожу с задницы, чем сниматься у него.

Эйзенштейну донесли фразу Раневской. Он прислал ей телеграмму: «Как идет торговля?»

В свое время именно Эйзенштейн дал застенчивой, заикающейся дебютантке, только появившейся на «Мосфильме», совет, который оказал значительное влияние на ее жизнь.

Фаина, - сказал Эйзенштейн, - ты погибнешь, если не научишься требовать к себе внимания, заставлять людей подчиняться твоей воле. Ты погибнешь, и актриса из тебя не получится!

На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной Георгиевной в кукольный магазин «Барби и Кен».

Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить ей какой-нибудь набор…

У нас широчайший выбор, - говорит продавщица, - «Барби в деревне», «Барби на Гавайях», «Барби на горных лыжах», «Барби разведенная»…

А какие цены?

Все по 100 долларов, только «Барби разведенная» - двести.

Почему так?

Ну как же, - вмешивается Раневская. - У нее ко всему еще дом Кена, машина Кена, бассейн Кена…

(Из записей Раневской.) Я была летом в Алма-Ате. Мы гуляли по ночам с Эйзенштейном. Горы вокруг. Спросила: «У вас нет такого ощущения, что мы на небе?»

Он сказал: «Да. Когда я был в Швейцарии, то чувствовал то же самое». - «Мы так высоко, что мне Бога хочется схватить за бороду». Он рассмеялся…

Мы были дружны. Эйзенштейна мучило окружение. Его мучили козявки. Очень тяжело быть гением среди козявок».

Раневская тяжело переживала смерть режиссера Таирова. У Фаины Георгиевны началась бессонница, она вспоминала глаза Таирова и плакала по ночам.

Потом обратилась к психиатру. Мрачная усатая армянка устроила Раневской допрос с целью выяснить характер ее болезни. Фаина Георгиевна изображала, как армянка с акцентом спрашивала ее:

На что жалуешься?

Не сплю ночью, плачу.

Так, значит, плачешь?

Сношений был? - внезапный взгляд армянки впился в Раневскую.

Что вы, что вы!

Так. Не спишь. Плачешь. Любил друга. Сношений не был. Диагноз: психопатка! - безапелляционно заключила врач.

Близким друзьям, которые ее посещали, Раневская иногда предлагала посмотреть на картину, которую она нарисовала. И показывала чистый лист.

И что же здесь изображено? - интересуются зрители.

Разве вы не видите? Это же переход евреев через Красное море.

И где же здесь море?

Оно уже позади.

А где евреи?

Они уже перешли через море.

Где же тогда египтяне?

А вот они-то скоро появятся! Ждите!

Разгадывают кроссворд:

Женский половой орган из пяти букв?

По вертикали или по горизонтали?

По горизонтали.

Тогда ротик.

Опять отгадывают кроссворд.

Падшее существо, пять букв, последняя - мягкий знак?

Раневская быстро:

Раневская уверяла, что на амурном фронте ее буквально преследовали неудачи. На ее первом свидании выяснилось, что гимназист пригласил на рандеву сразу двух девочек, а потом наблюдал, как соперницы его делят. История кончилась грустно: конкурентка стала швырять в Фаину камнями.

Еще один курьез случился с Раневской в Баку - в парке к ней пристал какой-то мужчина. Пытаясь от него отвязаться, она сказала: «Товарищ, вы, наверное, ошиблись. Я старая и некрасивая женщина». Он обогнал ее, посмотрел в лицо и заявил: «Вы правы. Очень извиняюсь». «Мерзавец!» - так обычно заканчивала рассказывать эту историю Фаина Георгиевна.

Кто-то из актёров звонит Фаине Георгиевне, чтобы справиться о здоровье.

Дорогой мой, - жалуется она, - такой кошмар! Голова болит, зубы ни к черту, сердце жмет, кашляю ужасно. Печень, почки, желудок - все ноет! Суставы ломит, еле хожу… Слава Богу, что я не мужчина, а то была бы ещё предстательная железа!

Все, кто бывал у Раневской дома, обязательно отмечали, как трогательно относилась старая артистка к своему подобранному на улице с поломанной лапой псу Мальчику. Соседка рассказывала, что, войдя к ней однажды, обнаружила её неподвижно сидящей в кресле - на открытой ладони лежала не подающая признаков жизни муха. Как выяснилось, муха залетела в молоко, и Раневская ждала, чтобы муха обсохла и улетела.

Трогательная дружба связывала Раневскую с… тараканами. Актёр и певец М.М. Новохижин рассказывал, что часто записывался с Раневской на радио. Репетировали у Раневской дома - с чаем, пирогами и… тараканами. Да-да, тараканами, у Раневской их было множество, она их не убивала, наоборот, прикармливала и называла «мои пруссачки». Они ползали везде, совершенно не стесняясь…

Новохижин терпел, терпел, но когда один самый нахальный таракашка пополз прямо в тарелку с пирогом, он ладонью припечатал его к столу.

Фаина Георгиевна встала над столом в полный рост и пророкотала: «Михал Михалыч, я боюсь, что на этом кончится наша дружба!»

В советские времена Фаина Георгиевна не единожды при всех вела себя так, что могло быть истолковано бдительными органами как «антисоветская пропаганда».

Пятидесятые годы. В магазинах - очереди и пустые прилавки. Раневскую и ещё одну семейную черту артистов приглашают в высокопоставленный дом какого-то крупного партийного работника.

Фаина Георгиевна вспоминала: «…А на столе изобилие, как при коммунизме. Закусываем мы в полное удовольствие, налегли на семгу и осетрину, и тут хозяйка останавливает нас:

А не пришло ли время дорогим артистам показать своё мастерство? Фаина Георгиевна, может, Вы нам прочтёте? Просим!

И захлопала в ладоши, не улыбаясь. Я сорвалась:

А что, настала пора харч отрабатывать»?

Всех артистов заставляли ходить в кружок марксистско-ленинской философии. Как-то преподаватель спросил, что такое национальное по форме и совершенное по содержанию.

Это пивная кружка с водкой, - ответила Раневская.

Рина Зеленая рассказывала:

В санатории Раневская сидела за столом с каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты не соленые, и компот не сладкий. (Может, и вправду.)

За завтраком он брезгливо говорил: «Ну что это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были яйца!».

А вы не путаете ее с папочкой? - осведомилась Раневская.

Фаина Раневская была на свадьбе друзей.

Когда на плечо жениху нагадил голубь, сказала:

Вот молодожены, голубь символ того, что свобода ваша улетела и на прощание нагадила.

Артисты театра послали Солженицыну (еще до его изгнания) поздравительную телеграмму. Живо обсуждали этот акт. У Раневской вырвалось:

Какие вы смелые! А я послала ему письмо.

Фаина Георгиевна была чрезвычайно импульсивна, легкоранима и совершенно лишена самоуверенности, самодовольства. Вот уж о ком нельзя было сказать: уравновешенная, спокойная и тем более - равнодушная. Обладая огромным темпераментом, она очень горячо, а порой и бурно реагировала на все - на обиды, свои и чужие, на несправедливость и особенно на фальшь (сама никогда не фальшивила - просто не умела).

Все, знавшие ее близко, находили, что у нее трудный характер. Безусловно, с ней подчас было нелегко. Нетерпимость, несдержанность, острое, иногда обидное словечко, сорвавшееся сгоряча, часто обижали близких людей.

И никто не знал, что эта язвительная и остроумная женщина пишет по ночам в своих записках: «День кончился. Еще один напрасно прожитый день никому не нужной моей жизни». Или «Если бы я вела дневник, я бы каждый день записывала фразу: «Какая смертная тоска…»».

«Если у тебя есть человек, которому можно рассказать сны, то ты не имеешь права считать себя одинокой. Мне некому теперь рассказывать сон». «Моя жизнь: одиночество, одиночество, одиночество до конца дней»… «Если бы на планете страдал хоть один человек, одно животное - и тогда я была бы несчастной, как и теперь…».

И чувство обделенности от того, что многое она не доиграла, не сказала, что талант ее не реализован полностью: «Кто бы знал, как я была несчастна в этой проклятой жизни со всеми моими талантами». Или еще одна горькая запись: «В актерской жизни нужно везение. Больше чем в любой другой, актер зависим, выбирать роли ему не дано. Я сыграла сотую часть того, что могла. Вообще я не считаю, что у меня счастливая актерская судьба… Тоскую о несыгранных ролях. Слово «играть» я не признаю. Прожить еще несколько жизней…».

Но все эти тяжелые мысли, тоска, ощущение вселенского одиночества оставались за кадром. Она снималась, играла в театре, и никто не подозревал об ее истинных мыслях. Она была такой, какой ее привыкли видеть окружающие за много лет - энергичной, остроумной, склонной к шутке и мистификации.

Из книги Жесть оцинкованная автора gans_spb

Об истории Вот вам такая же религия для тех, кто отрицает боженьку и позиционируется как научник.Сегодня копнём мы тему сотпудовую, базовую, основопологающую, и вытащим лопатой истины мегатонны дерьма и отборной ушной лапши с плесенью и паутиной веков. Подёргаем мы

Из книги Газета Завтра 962 (16 2012) автора Завтра Газета

Из книги Газета Завтра 968 (22 2012) автора Завтра Газета

Космический смысл русской истории Космический смысл русской истории 30.05.2012 Выездные редакционные коллегии нашей газеты становятся доброй традицией. Первая из них состоялась еще в октябре 2010 года - тогда нас пригласили к себе насельницы Свято-Боголюбского монастыря

Из книги Газета Завтра 949 (6 2013) автора Завтра Газета

Из книги Газета Завтра 950 (7 2013) автора Завтра Газета

Из книги Война, на которой мы живем. Байки смутного времени автора Лекух Дмитрий

Урок истории Все-таки, конечно, либеральная англосаксонская идеология удивительно антиисторична. Более того, она антиисторична вполне сознательно.Ибо, по мнению самих либералов, именно либерализм является логичным и легитимным завершением истории, ее концом, раем

Из книги Все пути ведут в Сантьяго автора Нотебоом Сэйс

Из истории Фотография появилась в газете «El Pa?s» 5 марта. Слева, отвернувшись от меня и от всего испанского народа, сидит Эмилио Гарсиа Конде, el jefe del Estado Mayor del Aire. Конде - начальник штаба ВВС, но почему же по-испански это звучит так, будто он - повелитель самих небес? На

Из книги Литературная Газета 6453 (№ 10 2014) автора Литературная Газета

В истории и вне истории Фото: Н.П. Дмитриевский, 1934 г. Всякий, имеющий писательский опыт, знает, как трудно схватить жизнь в её объёме (явном и тайном) и уложить на плоскость листа. Впрочем, такова задача писателя, так сказать, классического типа. А мы живём в эпоху

Из книги Разруха в головах. Информационная война против России автора Беляев Дмитрий Павлович

Из истории Timeo Danaos et dona ferentes. (Боюсь данайцев, даже дары приносящих.) Вергилий. Энеида История человечества является историей войн. От междо­усобных войн Древнего Египта и до современных военных интервенций НАТО в Югославии, Ираке и Ливии, от зарождения Римской до заката

Из книги Лучшие цитаты и афоризмы автора Раневская Фаина Георгиевна

Роли Раневской в театре Васса («Васса Железнова» М. Горького, 1936).Берди («Лисички» Л. Хеллман, 1945).Манька-спекулянтка («Шторм» В.Н. Билль-Белоцерковского, 1951).Бабушка («Деревья умирают стоя» А. Касона, 1958).Этель Сэвидж («Странная миссис Сэвидж» Дж. Патрика, 1966).Люси Купер

Из книги Нашей юности полет автора Зиновьев Александр Александрович

Фильмография Раневской 1934 Пышка - госпожа Луазо.1937 Дума про казака Голоту - Попадья.1939 Ошибка инженера Кочина - Ида, жена портного.1939 Подкидыш - Ляля.1939 Человек в футляре - жена инспектора гимназии.1940 Любимая девушка - тетка Добрякова.1941 Мечта - Роза Скороход.1941 Как

Из книги Собрание сочинений автора Колбенев Александр Николаевич

Суд истории Не только жертвы, смертны палачи. Могу сказать, наш опыт подытожа: Жизнь палачей не только калачи, И тумаки им достаются тоже. Проблему тщетно ставить тут ребром. Над прошлым суд занятие пустое. Не надо помнить палачей добром. И злом их тоже поминать не

Из книги Картонки Минервы [сборник] автора Эко Умберто

Милицейские истории (нескучные истории) Обложка книги «Милицейские

Из книги О природе сакрального. К истокам духовного опыта автора Луговский Григорий

Сочиненные истории и истории для сочинения «Мы вступили в эру гипертекста», – уверяют нас. Один диск может заменить целую энциклопедию, собрание сочинений такого плодовитого автора, как святой Фома Аквинский, или даже целого ряда писателей. Но подлинное

Из книги Дети-404 автора Климова Елена

Про «быдло», «элиту» и традиционализм (из истории истории) Тема естественного (или сверхъестественного) деления людей на устойчивые группы, отличающиеся по духовным запросам и другим видам специализации стара как мир. Тут можно вспомнить и Платона с его идеальным

Из книги автора

Две истории Первая история произошла три года назад.У меня был чудесный друг, очень хороший, добрый парень, на тот момент ему было 16 лет. Помню день, когда познакомились: в августе, познакомила на тот момент моя девушка. Мальчик занимался плаванием, футболом. Жил с отцом